Соль - Страница 36

— Имеет ли это все какое-либо отношение к детям, которых сенарцы зачали до начала путешествия?

Повисла пауза.

— Вы играете со мной, — холодно вымолвила она.

— Определенно нет.

Никакие уверения не избавляли женщину от недоверия.

— Я только могу сказать, господин Церелем, что тема детей стала занозой в теле сенарской нации с самого начала путешествия. Отцы оплакивали невозможность видеться со своими чадами. Целый народ безутешно рыдал дни и ночи. В нашей политической системе образовались отдельные фракции, которые занимаются исключительно вопросом возвращения несчастных малюток — пленников, как мы их называем, — на родину, в свои семьи. Некоторые хотят ввести на вашу территорию войска и таким способом выяснить отношения. Во всех программах по телевизору алсиан изображают злодеями, почти сатанистами, которые не уважают ни закон, ни человечество в целом. У ваших детей якобы проявляются знаки Ада на теле, взрослые, тупые и подверженные коллективному безумию, живут как звери, не заботясь о счастье ближнего.

— Я не узнаю страну, которую вы описываете.

— Да, в отчетах действительно многое преувеличено. Но неужели вы не видите, насколько человеку, сенарцу, который ценит цивилизацию превыше всего, трудно понять народ, похожий на ваш?

— Я однажды разговаривал с вашим капитаном, — вспомнил я, — о детях, которые вас интересуют.

— С президентом, — с благоговением поправила она.

— Так он себя называет? Ваши титулы и другая чушь, связанная с иерархической системой, трудно воспринимается. Даже этот «господин», которым вы меня величаете. Хотя, наверное, «господин» ниже по рангу, чем «президент»?

— Извините, если я вас обидела, — быстро сказала Рода Титус. Для нее это действительно было важно. — Я не совсем представляла, как вас называть. Если обращение «господин» неприемлемо, тогда, может, подойдет «техник»?

— Я не обиделся, — лениво ответил я. — Мы не нуждаемся в каких бы то ни было титулах. У нас их просто нет.

— Но надо же мне как-то к вам обращаться.

— Зачем?

— Потому что вы — важная персона.

— Только для себя самого, вероятно, — засмеялся я.

— Меня назначил на это задание сам президент, — продолжила она, встряхнув головой, чтобы избавиться от неудобной темы. — Я должна привести к согласию два наших народа, постараться решить вопрос с детьми, хотя бы добиться открытия доступа к малышам для отцов.

Она замолчала и посмотрела на меня. Я снова пожал плечами и поинтересовался:

— Что вы имеете в виду под словом «доступ»?

— Вам оно не знакомо? Я не уверена, насколько хорошо вы знаете общий язык. Это означает…

— Я знаю значение, но не вашу интерпретацию.

— О… Извините! Я не собиралась…

Я поднялся:

— Рода Титус, вы меня утомляете своим дурацким этикетом. Если меня оскорбляют, то я поступаю соответствующе. Не прячу гнев или раздражение в себе, как привыкли делать ваши люди. Если я не говорю, что вы меня обидели, значит, вы меня не обидели.

Она неуклюже встала и кинулась за мной:

— И опять я извиняюсь. Но в этом все и дело. Я так мало знаю о вашем образе мыслей. Но вопрос доступа…

Я шел вперед, а она едва поспевала за мной.

— Да?

— Это всего лишь означает, что отцы могли бы, к примеру, приехать в Алс и увидеть своих детей. Что детям позволят узнать, кто их родители, встречаться и говорить с ними. Время от времени.

— Отцы, без сомнения, могут приехать, — ответил я, констатируя факт, потому что на Алсе не существует пограничного контроля и даже самих границ.

Но Рода Титус восприняла мою реплику как признание поражения: она в уме с самого начала вела переговоры, что-то вроде войны, словесной баталии, о которой я и не догадывался.

— Большое спасибо, господин… э… техник Церелем. Спасибо! Я знала, что если уступлю вам в мелких деталях, поговорю с глазу на глаз без охраны, то вы пойдете нам навстречу.

Я ускорил шаг, и она осталась позади. Женщина вытащила носовой платок из кармана жакета и помахала мне на прощание.

— Я должна сообщить о несомненном прорыве в переговорах моему президенту!

С этими словами она поспешила к выходу — платок наготове около носа, готовый впитать слизь, оставшуюся от переработанного хлора.

Я не видел ее все утро, но вечером посланница вернулась. Снова одна, без солдат. Должно быть, кто-то сообщил ей, где меня искать.

Тогда почти каждый вечер Турья проводила со мной в общежитии. Мы с любимой как раз поужинали: взяли хлеб с маслом из запасов корабля и съели бутерброды вместе, сидя на траве в тени дерева около гусиного загона. Потом Турья ушла поговорить с учеными о том, как адаптировать некоторых птиц к атмосфере с высоким содержанием хлора; мы все еще не теряли надежду когда-нибудь выпустить крылатых созданий на волю. Вы не представляете, как воодушевляла одна мысль о птахах, летающих над твоей головой на свежем воздухе. Впрочем, может, и представляете. Наверное, вы никогда не видели птицу в полете, никогда не сидели среди них, щебечущих о чем-то своем.

Именно тогда Рода Титус и нашла меня под деревом, я читал листки, на которых Турья напечатала кое-что из старинных представлений о происхождении денег. Она нашла текст, интересный с метафизической точки зрения, трактат на тему сверхъестественной власти символов и воображаемых вещей над реальной жизнью, реальными людьми. Любимая подумала, что мне такие знания понадобятся в переговорах с Родой Титус.

Но на этот раз посланница пришла не говорить. Она улыбалась — той самой сытой улыбкой, которая обычно бывает у женщин после секса, а у сенарца появляется, когда ему удается удовлетворить желание начальника. Счастье раба, порадовавшего хозяина.