Соль - Страница 73

Помню, как пригласил в свой офис Жан-Пьера. Он командовал войсками в короткой войне против Конвенто, но на этот раз я собирался поручить ему более трудную задачу.

— Мой друг, — начал я, — мы выиграли войну, просто враг не хочет принимать этот факт. Нам необходимо заставить его поверить в случившееся.

Помню его улыбку — его улыбку! О, простите меня, если я становлюсь излишне сентиментальным… Одного воспоминания о Жан-Пьере достаточно, чтобы мои глаза наполнились слезами. Я поставил в записях сноски около его изображения. Щелкните мышкой по стрелочкам, и вы увидите то, что происходило в тот день.

— Великий лидер, — обратился он ко мне, — анархисты действительно должны понять волю Божью, а если они не хотят делать этого, я их заставлю.

— Я могу на тебя положиться, — с жаром произнес я, беря его за руку, — весь Сенар надеется на тебя.

Он улетел на север на следующий же день, во главе четырех самолетов и группы свежих солдат, с задачей поддерживать порядок и спокойствие на восточном побережье Персидского моря.

Считал ли я его своим сыном? Сравнение с другими святыми отношениями между Отцом и Сыном наверняка не покажется вам богохульством. Иногда я просыпался среди ночи, а однажды даже на самом деле всю ночь провел в церкви и, стоя там во время утреннего Шепота, вслух говорил, надеясь донести слова до Создателя. Самопожертвование!

Самопожертвование! Почему именно оно должно лежать в основе устройства вселенной? Но только тишина, чистая первозданная тишина церкви была мне ответом. Если мой разум и спотыкается в своих рассуждениях, как запинаются иногда ноги, то в душе я все-таки знаю, что правда в самопожертвовании.

Помню, как стоял в своем офисе и смотрел на летное поле, а Жан-Пьер шел к самолету, на его прекрасном лице сияла улыбка, когда он шутил с приятелями, шагающими рядом с ним. Я смотрел, как самолет взлетел в воздух и исчез на севере.

Я больше никогда не видел его.

ПЕТЯ

Мы действовали ночью.

Прежде всего пробрались на юг и установили бомбы на Великой дамбе, которая принимала на себя всю тяжесть Шепота. Меня удивило, что сенарцы оставили без охраны большую часть грандиозного строения, но, хорошенько поразмыслив, я понял, что дамба тянулась на многие километры и потребовала бы слишком большого количества солдат для охраны. Мы оставили в конструкций заряды, похожие на личинки, спящие до поры до времени в мясе.

К северу от дамбы простирались земли, поросшие соляной травой: соляные купола пробивались сквозь верхний слой почвы и принимали странные, вылизанные ветром формы. Наши плащи выделялись в этой местности, поэтому я решил не оставаться там долго.

Мы вернулись в машины и пообедали. Просканировав воздушное пространство, решили, что алсианские спутники до сих пор не функционируют, как следовало бы. Я взял группу из пятидесяти четырех человек и, захватив двойной запас пищи, двинулся с ними на юго-запад. Когда за нашими спинами начал завывать Шепот, мы добежали до соседней дюны и закопались в ее подножие, завернувшись в плащи. Мы были как звери, урожденные жители планеты.

Через день отряд достиг широкого поля из твердой соли, где множество колес притерли крупинки друг к другу, превратив часть пустыни в надежную дорогу. Около нее не нашлось ни одного укрытия, поэтому пришлось вернуться немного назад. Однако в ожидании мы провели всего лишь около получаса, когда на горизонте появилась колонна из трех машин, ехавших к нам навстречу.

Я приказал остановить первый грузовик натриевой бомбой — так просто и так гениально. Окна разбились от взрыва, внутри машины заплескалось пламя. Кто-то выпрыгнул из боковой дверцы, но одежда на людях пылала так яростно, что они просто упали на землю.

Один из задних грузовиков остановился, из него выскочили солдаты и начали наугад палить из иглоружей. Вторая машина съехала с дороги и стала медленно уходить по соляному песку, крупинки сыпались из-под задних колес. Я приказал минометчикам остановить грузовик (однако они промазали во второй и в третий раз), а остальным приготовиться.

Мы быстро покрыли расстояние до грузовиков, ведя плотный огонь. В тишине дня я слышал, как вокруг свистят иглы. Они сверкали на солнце, как лучи света в оптический диаграмме. Одна попала мне в руку, пронзила ладонь от основания до мизинца: царапина причиняла гораздо больше боли, чем более серьезное ранение, которое мне досталось в Алсе.

Почему я рассказываю об этом рейде так детально? Что-то было в нем — может, солнечный свет, такой яркий и чистый. Видение — я могу закрыть глаза, и образ придет ко мне снова, как только что пойманная рыба в светлых водах, — остановившиеся грузовики, которые трясутся и надуваются по мере того, как я подбегаю к ним. Сенарцы без масок, пригибая головы, убегают за машины, пытаясь найти защиту от нашего оружия.

Но их было мало, а нас — сорок четыре. Трое погибли, а один — мужчина по имени Себастьян, прямо тезка горной системы — получил две иглы в брюшную полость. Мы мало что могли для него сделать, боль практически парализовала раненого. Двое человек предложили тащить Себастьяна на плаще обратно в машину, где он сможет отлежаться и поправиться, и сами же выполнили задуманное.

Они тащили взрослого мужчину полтора дня, останавливаясь при каждом Шепоте и зарываясь в соль вместе с ним. Однажды ветер их застиг врасплох, и добровольцам пришлось повернуть больного (он жутко кричал от боли), чтобы спрятать его под плащом. Они преодолели весь путь, но Себастьян все равно умер.

Позже я говорил с одним из добровольцев, и он признался, что больше всего беспокоился из-за крови, которая текла из ран Себастьяна прямо на соль — ярко-красное на ярко-белом. Они закидывали след солью, надеясь, что он не будет виден с воздуха.